Как богатыри на Москву ходили [СИ] - Инна Ивановна Фидянина-Зубкова

град торговый двинул.

Шли, однако, неспешно:

озёра мелкою плешью,

леса небольшими коврами,

бурные реки лишь ручейками

под копытами Сивки казались.

Вот так до Саратова и добрались,

там шумна ярмарка гудит!

Народ сыт, пьян и не побит

столичными солдатами,

да бравыми ребятами

медведи пляшут на цепи.

Добрыня в ус: «Чёрт побери!»

Взбеленился богатырь,

цепи порвал и говорит:

— Да как же вы так можете

с медведями прохожими?

Медведь, он должен жить в лесу.

Я вас, собратья, не пойму!

А косолапые лапами замахали:

— Мы цепи сами бы содрали,

но вот что-то от вина

разболелась голова!

— Эх, мужички патлатые

споили мишек! Вы ж, мохнатые,

идите в бор отсыпаться,

а мы по вдовам, разбираться…

Устыдились мужички саратовские,

головушки в плечи спрятали

да выкатили бочку с медком:

— Если мало, ещё припрём!

Поплелись мишки в бор отдыхать,

сладкий медок подъедать

А герои наши по вдовушкам горемычным

(те к весёлым застольям привычны).

Ах, веселье не заселье,

нагулялись, честь бы знать.

Через год-другой устал Добрыня отдыхать;

свистнул он старичка, но тот пропал куда-то.

Поплёлся богатырь один к мохнатым,

просить о помощи свернуть гору`.

— Нам работёнка эта по нутру! —

закивали медведи башками

и маленькими шажками

за Добрынюшкой в путь отправились.

А Горынычу сие не понравилось:

он следил за былинным с небес,

и в советчиках у него Бес.

Бес шепнул: «Помогу тебе, змей,

ты сперва косолапых убей!»

— Да как же я их сгублю?

Богатырь мне отрубит башку.

— А ты дождись-ка их привала:

как толстопятые отвалят

за морошкой в кусты,

там ты их и спали!

Глава 8. Добрыня и медведи спасают Забаву Путятичну

Вот мишки с Добрыней идут,

безобразно колядки ревут

да прошлую жизнь поминают.

Богатырь в отместку байки бает.

Сивка бурчит: «Надоели,

лучше б народную спели!»

Наконец устали в дороге,

надо бы поесть, поспать немного.

Лошадь щиплет мураву. Былинный крячет,

уток подстрелил, наестся, значит.

Медведи в овраг за морошкой.

И пока Никитич работает ложкой,

а косолапые ягоду рвут,

Горыныча крылья несут

на медведей прямо.

Но учуял конь наш упрямый

дух силы нечистой,

тормошит хозяина: «Быстро

хватай меч булатен и к друже,

ты срочно им нужен!»

— Что случилось? «Горыныч летит.»

— Ах ты, глист-паразит! —

богатырь ругается,

на Сивку родную взбирается

и к оврагу скачет.

Меч булатен пляшет

в руках аршинных:

зло секи, былинный!

На ветке проснулся ворон.

На змея летит наш воин

и с размаху все головы рубит:

кто зло погубит,

тот вечным станет!

Былинный знает.

Мишки спасителя хвалят,

сок из морошки давят,

угощают им Добрыню,

говорят: «Напиток винный!»

Сивка от шуток медвежьих устала,

к поляночке сочной припала,

и фыркнула: «Ух надоели,

шли б они за ёлки, ели!»

Ну, денька три отдохнули и в путь.

Скалу надо скорее свернуть,

там Забава Путятична плачет,

кольцо обручальное прячет,

мужа милого вспоминает,

дитятко ждёт. От кого? Да чёрт его знает!

Вот и гора Сорочинская,

слышно как стонет дивчинка.

Мишки косолапые,

отодвинув лапами

скалу толстую, увесистую,

дух чуть не повесили

на ближайшие ёлки, ели.

Но вернули дух (успели)

да сказали строго:

— Поживём ещё немного! —

и пошли в Саратов плясом.

— Тьфу на этих свистоплясов! —

матюкнулся вслед Добрыня

и полез в пещеру. Вынул

он оттуда Забаву,

посадил на коня и вдарил

с ней до самой Москвы. —

Тише, Сивка, не гони!

* * *

Что же было дальше?

Николай рыдал, как мальчик:

царский трон трещал по швам —

мир наследника ждал.

Кого родит царица?

Гадали даже птицы:

— Змея, лебедя, дитя?

Эту правду знаю я,

скажу в следующей сказке,

«Богатырь Бова» вот подсказка.

Эпилог

Ай люли, люли, люли

зачем, медведи, вы пошли

туда, куда вас тянет?

Мужики обманут,

напоят и повяжут,

играть да петь обяжут.

Ой люли, люли, люли,

кому б мы бошку не снесли,

а за морем всё худо,

ходят там верблюды

с огроменным горбом.

Вот с таким и мы помрём!

Глава 1. Народился богатырь, делать нечего — надо идти воевать

Вот те сказки новой начало.

Забава Путятична заскучала

и родила богатыря,

легко рожала, часа два,

а как встала с постели,

так пила да ела

и кормила грудью:

— Ох, былинным будет!

— И откуда ж такой взялся? —

муж Николай любовался. —

Я, дык, роду царского.

А ты, вроде, барского.

— Я, мой милый, княжновична,

а у тебя, родимый, нету совести!

Ведь дядя мой, князь Володимир,

богатырям отец родимый!

— Как это? — лоб вытер Николай. —

Врёшь ты всё! Ну-ка давай

назовём дитятку Бова.

— С именем таким я не знакома.

Давай уж Вовой наречём, оно роднее.

— Нет, будет Бова! — царь всё злее.

Ох и долго они пререкались,

но имя Бова всё ж осталось,

на то царский был издан указ:

— Королевич Бова родился, не сглазь!

— Ай королевич Бова

взглядом незнакомым

на всё на свете смотрит

да пелёнки портит! —

пели мамки, няньки

и качали ляльку.

А Путятична, как повелось, летала,

ей вослед молва бежала:

— Ой, долетаешься, девка!

Царь махал ей с крыши древком,

на котором вышито было:

— Вернись, жена, ты сына забыла!

И Забава всегда возвращалась,

в платье царское наряжалась,

да шла к сыну и мужу.

А что делать-то? Нужно!

Вот так года и катились:

крестьяне в полях матерились,

люди, как мухи, мёрли.

Татары с востока пёрли,

с юга тюрки катились.

А мы выросли и влюбились

в нашу (не нашу) Настасью:

сынок свадебку просит, здрасьте!

Ну, к свадебкам привыкать нам нечего,

вот и Настасья венчана

на королевиче Бове.

Народилось дитятко вскоре.

И жизнь начала налаживаться:

с богатырешкой Бовой отваживался

драться лишь самый смелый,

да и то, напрасно он это делал.

Потому как слухи ходили:

мол, Добрыня или Чурило

у принца в батюшках ходит.

Но кто слухи такие разносит,

тот без башки оставался.

Королевич на это смеялся

и отца обнимал покрепче,

а как станет обоим полегче,

так айда в шахматы биться!

Шут дворцовый тогда веселится,

кукарекает да кудахчет,

Забава Путятична плачет,

Настасья крестом вышивает,

а нянька младенца качает.

Вот такая идиллия в царстве.

Но сказывать буду, что дальше

в